С самого начала рассказывать? Мама умерла, когда мне было шесть лет. Немного побыл в детдоме, у отца было четверо детей, тяжело ему было справляться. С шести-семи лет я знал, что буду военным. Брат рассказывал, что я в детстве маршировал по дому, он меня Штирлицем называл.

Мой наставник, Виктор Тута в общей сложности провел в Афганистане пять лет. Когда возвращался в долгий отпуск в Украину, занимался с нами карате. Благодаря ему, я армию не идеализировал, смотрел на вещи реалистично. Но желания от этого меньше не стало. Кстати, когда я попал в плен, он вместе с моей женой поехал меня освобождать.

Я хорошо учился, занимался спортом и знал, куда иду. Единственная дилемма была в том, куда поступать – в Рязань или в Киев. В Киеве как раз начал работу Киевский институт сухопутных войск. Было три факультета: автомобильный, танковый, разведывательный. Естественно, меня интересовала только разведка.

Шел к этой цели, готовился. Работал в юности на кирпичном заводе, тренировался каждый день. Сейчас я смотрю, что нет у меня в жизни такой значимой цели, какая была тогда. Может война повлияла так. Может еще ее найду.

Но поступить не удалось. На медкомиссии у меня нашли искривление носовой перегородки. Сколько у меня потом в жизни еще было этих комиссий, сколько я служил, никогда я больше о ней не слышал. А тогда… Конечно, я был простой сельский мальчик из Сумской губернии, “волосатой” лапы не было.

Предлагали пойти на другой факультет, но я человек гордый. Да, я из села, но не считаю это зазорным, отнюдь. Никогда не соглашаюсь на полумеры, это же мечта, цель. Решил, что буду готовиться дальше. Вернулся в родную Панасовку, устроился грузчиком-экспедитором. Работал много, не бухал, заработок был неплохой для того времени. Проводы в армию на свои честно заработанные отмечал – больше двухсот человек гуляло.

Решил, что пойду в морскую пехоту, а из армии – опять в военное училище. За неделю до выезда мне говорят, что в пехоту нет мест, есть спецназ. Мне советовали туда не ходить, мол, там людей едят. Но я уже заинтересовался, ведь это был вызов. Пахал как проклятый – все ради цели. Из 1000 человек отобрали 14. Я попал в их число.

У нас потом многие не выдерживали, даже из тех, кто прошел такой тяжелый отбор. Раз неделю старший спрашивал: «Кто хочет перевестись?». И сразу такая шеренга делает шаг вперед. Позже уже начали говорить: «Ты куда? Назад в строй, кто-то должен служить». Нагрузки были очень большие. Помню, как по утрам ноги сводило судорогой, крики по всей казарме раздавались.

В Петровцах, на нашем полигоне, было «поле чудес» - дюны, болота. Как-то я там двое суток плавал в бронежилете и «сфере» (каске весом 4 кг.). Какое-то время еще хотел уходить в морскую пехоту, но командование разубедило. Да и я почувствовал – это мое. Помню, как заходил в каптерку и просил подержать краповый берет. Берешь его в руки, а руки дрожат. Для этих подразделений он святыня. Приравнивается к боевой награде. Дослужился я до старшины, сдал квалификационный экзамен по право ношения берета и с гордостью его ношу до сих пор.

Я – идеалист. Когда видишь, как оно должно быть и как оно есть на самом деле, врать себе считаю недостойным. А видел я, что из спецназа в какой-то момент начали делать показушное подразделение, давать неправильную подготовку. Меня это не устроило, решение принял быстро. Ушел и собрался ехать во Французский легион. Приехал прощаться к командиру роты. Насколько же ценен один человек, когда он знает личное дело каждого и, помимо личного дела, знает, что у тебя в семье. Он знает, что нет мамы, что папа болеет. Он сказал: «Воевать дело хорошее, но за кого ты там будешь воевать, тем более далеко от своей семьи». И предложил идти в частную охрану.

Проработал больше десяти лет в личной охране миллиардера. Интересно было, динамично. Сработались мы хорошо, очень образованный и тактичный человек. Отличные были отношения. И все бы ничего, но начался Майдан.

Я сам проходил комиссию в спецроту Беркута, после того как ушел из своего подразделения. Пришел мне вызов, но я уже туда не явился. Все-таки это полицейское подразделение, которое защищает не родину, а власть. Когда я увидел, как они разгоняли людей, пошел на Майдан, зашел в палатку возле дома профсоюзов, нашел старшего и сказал, что будут их тренировать. Встретили меня скептично, спросили, сколько денег я за это хочу. “Нет, ребята, я не той породы, готовьтесь, завтра утром начнем”.

Занимался с ними в маске. Но вот совсем недавно шел по центру, в форме. Притормозил бусик, ребята-волонтеры предложили подвезти. Зашел разговор о Майдане, и я упомянул свои тренировки. Водитель аж руль бросил: «Это же вы меня учили!». Значит, я сделал свою работу хорошо. Вообще, самоотдача у Самообороны была огромная, впитывали каждое слово на ежедневных четырехчасовых уроках. С мотивацией проблем не было, как с татарским игом готовились бороться. Что было дальше, все знают.

После аннексии я начал звонить в военкомат. Там мне отвечали, что никого не набирают, и даже о вузе моем не слышали. Так это все и тянулось, пока меня не позвали инструктором в только что созданную Нацгвардию. Ребята там были хорошие, патриоты, но сначала было тяжело. В армии почти все не служили, привыкли к вольнице, пришлось их строить нещадно.

Я категорически не согласен с тем, что Россия - наш старший брат. Достаточно хорошо знать историю, чтобы понимать, что это чушь. Да и в армии СССР на ключевых позициях было большинство украинцев. Это наша земля, нам есть, чем гордится. Зачастую мы не можем договориться между собой, но это наши дела и никто не имеет права сюда совать свой пятак. В мой дом пришли с мечом – я обязан реагировать адекватно. Я не сомневался ни минуты.

Генерал Кульчицкий, с которым я тогда работал, был настоящим воином и чуть ли не единственным профессионалом из звена высшего офицерского состава. Их как-то еще в начале войны обстреляли под Изюмом. Так никто и не заметил, куда делся генерал. Схватил автомат и убежал за теми, кто стрелял. Командир должен быть таким. К сожалению, мы его потеряли, когда был сбит вертолет.

Вообще, когда я первый раз услышал о Нацгвардии, то думал, что собирают тех, кто уже служил со мной. Прошло же их немало, тех, кто и сегодня себя дома называет спецназовцем. Они говорят: «Я не пошел воевать, но если ко мне придут, то буду свой дом защищать». Я отвечаю всегда, что если придут, то все, что они смогут сделать – это встать на колени и поцеловать каблуки.

Несмотря на все сложности, ребят мы подготовили. На восток выехали в начале ноября. Сам я отправился туда еще раньше, мы с комбатом две недели объезжали позиции под аэропортом, планировали дальнейшие действия. Тогда уже начались потери, гибли молодые ребята. Кажется, в каждом интервью я говорю о Ваньке Лесникове, снайпере из 95-ой. У него было тяжелейшее ранение, перенес семь операций. И когда уже вроде бы дела пошли на лад, ночью оборвал все трубки, открылось кровотечение. Видимо, «воевал» во сне.

В подразделении меня считали пуленепробиваемым, но первое ранение именно в моем батальоне было мое. 2 декабря на Зените прилетел 152 мм снаряд. Рядом со мной был парень из сводного отряда ВВС, вышел из Крыма, патриот. Взрыв оторвал ему руку, ногу и голову. У нас всегда говорят, что свой снаряд ты не услышишь. Но этот я как-то увидел краем глаза. Помню, как почувствовал его жар на своем лице.

В таких ситуациях подготовленных людей спасают инстинкты. Когда я очнулся, понял, что, несмотря на то, что меня завалило кирпичом, я умудрился отползти метров на пять в сторону от направления, с которого могло прилететь еще. Точно также, на рефлексах нашел автомат. Контузия была суровой, порвало перепонки, посекло осколками. Доставили меня в Селидово ребята из 79-ой бригады. Они же нас и туда завозили. Так вот, еще по дороге туда, одному из них понравилась моя маска. Я ему сказал, что если они меня и назад вывезут – подарю ее ему. Он меня и вез, и маску получил. Слово надо держать.

Из Селидово меня отправили в Днепропетровск. В госпитале узнал, что там же лежит Ванька Лесников. Увидел Ванину маму в тельняшке сына: «Я мать десантника, я плакать не буду». Она еще не знала, а мне уже сказали, что ему осталось минут сорок - час, остановить кровотечение не удалось. Когда он умер, я ей об этом сообщил. С тех пор я тельняшку и ношу, практически всегда. Из-за Ваньки и из-за его мамы.

Ситуация в аэропорту тогда уже была хреновая. Я знал, что моих ребят отправляют туда, прямо с полигона. Я нес и несу за них ответственность. Досрочно вышел из госпиталя, почти двое суток добирался через Константиновку в Славутич на похороны Ваньки. Приехал вовремя.

Оттуда я поехал в ДАП. Успел на самый последний заезд.

Продолжение следует..

Илона Демченко

Проект «Повернись живим»
https://www.savelife.in.ua
/backandalive
https://www.youtube.com/c/SavelifeInUaKiev…

Наша поточна ціль: далекобійний тепловізор з великою лінзою з фокусною відстанню 100 мм. Ціна питання: 5500$. Подробиці за посиланням: /backandalive/posts/551849311639177

Звітність за посиланням: savelife.in.ua/report-cash/

Реквізити:
Приват:
5457 0822 3299 9685 Дейнега Віталій
5168 7423 5191 2419 Стократюк Вікторія
PayPal: звертайтесь в особисті повідомлення групи
Western Union / moneygram / etc (на приціли і прилади нічного бачення):
Irina Turchak + 38 (068) 500 88 00
Картка Приватбанк в євро
4149 4978 3611 9455 Мікульський Дмитро Вікторович
Картка Приватбанк в доларі
4149 4978 3611 9059 Мікульський Дмитро Вікторович
Контакти:
Гаряча лінія:
(044)338-33-38
(068)500-88-00
Заявки від військових:
(068)796-85-57
Графік прийому дзвінків:
Пн-Пт з 09:00 до 20:00; Сб з 09:00 до 16:00
Наш офіс:
Київ, Жилянська, 12а (пн-пт 10:00-19:00, сб 11:30-16:00)
Безготівка::
Отримувач: Благодійна Організація «Міжнародний благодійний фонд «Повернись живим»ЄДРПОУ 39696398
Р/р №26007300905964
ТВБВ №10026/0162 філія-Головне управління по м. Києву та Київ. області АТ «Ощадбанк» МФО 322669
Призначення платежу: Благодійна допомога військовослужбовцям
‪#‎Украина‬ ‪#‎Война‬ ‪#‎Україна‬ ‪#‎Армія‬ ‪#‎повернисьживим‬ ‪#‎вернисьживым‬